Соседи Сергея Гордиенко по больничной палате в ожоговом центре любят слушать историю о том, как он спасся из рабства. Сосед с обгоревшими ногами откладывает гречку с котлетой, второй, с обгоревшим торсом, перестает ерзать под простыней, а третий, с обгоревшей головой, знает историю Сергея наизусть и даже позволяет себе ее комментировать. Рассказчик предупреждает, что говорить он будет медленно и с трудом — у него болит буквально все: четыре ребра переломаны, нос тоже переломан, из-за сотрясения мозга тошнота. Из-под смятой простыни торчат сгоревшие ноги. Длинный нос смотрится гармонично на исхудавшем лице.

Сергей поправляет простыню, несколько раз морщится от боли и приступает к рассказу. 20 февраля он собрался на свидание. Встреча была назначена в 100 км от деревни Сергея, но она стоила долгого пути. Холостой 37-летний Сергей много лет не был с женщиной, да и эту нашел с трудом — через объявление в газете. Зарплаты Сергея, сотрудника колхоза, на такси не хватало, поэтому он решил ловить попутку. Через пять минут ожидания на трассе "Дон" — М4 его подобрала "ГАЗель". Сергей благодарно забрался в крытый кузов автомобиля.

По дороге водитель спросил у попутчика, не хочет ли тот подработать на ферме. Сергей вежливо отказался. Через полчаса машина остановилась, Сергей вышел и понял, что привезли его не по адресу. Водитель подсказал Сергею, что решил-таки привезти его на ферму в селе Парусное подработать. Как Сергей потом понял, водителем был хозяин фермы, 32-летний Сурик Броян. Сергей немедленно попытался бежать — и тут же был избит охранником. Звать на помощь жителей села не имело смысла — ферма находится на самом краю деревни. Да и Сергей тогда еще не мог знать, что жители Парусного не откликаются на крики о помощи.

Очнулся он ночью в душевой фермы, запертый на замок. Сергей проверил карманы и обнаружил, что у него забрали телефон и документы. С утра его ввели в курс дела: работать он будет скотником, по 12 часов в день. Если попытается сбежать — убьют.

Сергей прерывает рассказ, чтобы сделать глоток воды. Его мать, Любовь, подает ему стакан. Она переехала к сыну в больницу. Пока Сергей пьет, она рассказывает, как три дня ждала сына домой со свидания. Она точно знала — сына задерживает не запой. Он ей еще в детстве пообещал, что не будет пить, как отец, и слово держал. Он вообще всегда был примерным сыном, говорит она: всегда помоет полы, сделает работу по дому. На четвертый день она поняла, что Сергей не вернется. Любовь отправилась в полицию. Выслушав ее историю, полицейские объявили Сергея в розыск.

В то время как Сергей пас свиней вдали от дома и питался заплесневелым хлебом, в его голове была только одна мысль — как сбежать. Во время работы он высматривал прохожих. Но мимо фермы никто не ходил: Броян еще несколько лет назад перегородил к ней дорогу. Жители села поначалу думали возмутиться (все-таки он перекрыл им дорогу к речке), а потом передумали. Решили, что ссора с чужаком дороже выйдет. С другими скотниками у Сергея разговор не заводился: они были угрюмые и неразговорчивые, да и охранник внимательно следил за каждым словом. По ночам Сергей слышал крики. 7 марта кричал уже он: охранники напоили его разбавленным спиртом, а потом избили. Пьяный и побитый, он улегся спать на горячие трубы. К утру сгорело все тело.

Броян не хотел, чтобы Сергей умирал на ферме, поэтому он отвез обгоревшего работника в больницу. Договорился с врачом Новоусманской сельской больницы, чтобы тот не сообщал о пациенте в полицию. Но в деревенской больнице Сергею становилось все хуже, и к 11 марта его пришлось перевезти в областную больницу в Воронеж. Там врачи немедленно обратились в полицию. Гордиенко, как только смог говорить, выдал все пароли и явки.

****

Когда сотрудники главного управления МВД заявились на ферму в начале апреля, то обнаружили там 20 подневольных работников со всей России: от Подмосковья до Челябинской области и до Адыгеи. Были на ферме и два иностранца — белорус и узбек. Большинство попадало сюда так же, как и Сергей: их подбирали на трассе "Дон" — М4. Логика у хозяина Брояна была следующая: "Раз идет по дороге — значит, безработный". Он редко ошибался. Его жертвами становились как полностью опустившиеся люди, так и молодые ребята, обрадовавшиеся возможности подзаработать. Обещали по 10 тысяч рублей в месяц.

На входе в ферму бродяги незапланированно прощались со своими документами и телефонами, если они у них были. Получали рабочую одежду и немедленно приступали к работе. О трудовых договорах речь не шла. Об обещанной зарплате, понятно, тоже. Покидать территорию фермы — в магазин, например, — разрешалось только "проверенным". Проверенным, например, был белорусский скотник. За восемь лет верной работы он дослужился до охранника. Впрочем, ему пришлось поплатиться за свой карьерный рост — его как сообщника Брояна тоже забрали в СИЗО.

Правила на ферме были очень простые: если ты хорошо работаешь и не вспоминаешь о зарплате, то тебя никто не тронет. Обед в виде жирной воды и кусочка ливера был обеспечен. Тех, кто жил не по правилам, жестоко наказывали. Например, в телефоне Брояна в ходе проверки были обнаружены фотографии избитого скотника Романа Асьмушина. На снимках его за шею катали по дорожкам, по которым перевозят свиной навоз.

На стадии следствия Броян заметно смягчился. Признался, что за год ему пришлось сменить 300 скотников: мол, текучка кадровая была запредельная. Напоминал следователям, что дома его ждут жена и дети. Всячески открещивался от понятия "жесткое обращение", настаивал, что скотники относились к нему как к отцу. Брояну грозит до 5 лет тюрьмы. Жители Парусного не смогли дать характеристику фермеру — они видели только его профиль, проносящийся по селу на автомобиле, пешком он не ходил, с местными беседу не заводил.

****

Без Брояна ферма опустела. На заброшенном участке стоит жуткий запах, по земле разбросаны оторванные коровьи вымена. Когда забрали Брояна, работники с фермы бежали. Сейчас осталось трое пожилых работников: Ираида, Алексей и Виктор. Они из категории "опустившихся": беззубые, немытые и потрепанные жизнью. За троими работниками присматривает старший брат Сурика Брояна, Самвэл. Вчетвером они присматривают за тремя животными: двумя лошадьми и козой. Остальных закололи.

Самвэла нельзя назвать дружелюбным: разговаривает он сквозь зубы, наотрез отказывается фотографироваться. Разговаривает неохотно, цедит что-то сквозь зубы или огрызается. Вопрос о рабстве приводит его в бешенство: "Не насильно я их держу. Хотите — заберите их себе, если не верите!". Все, что удалось вытянуть из Самвэла: приехали в Россию из Армении в начале 1990-х с Суриком, родителями и сестрами. На их с Суриком плечах лежит ответственность за благополучие семьи. Беседу он завершает словами: "Сурик ни в чем не виноват, потому что он мой младший брат, и я помню, как ему подзатыльники маленькому еще давал".

Ираида и Алексей не стали бежать с остальными просто потому, что им некуда бежать. В январе этого года сестра Алексея выгнала их из своей квартиры в Липецкой области, им пришлось бродяжничать. Именно поэтому, признавались потом следователям жители села, они не оказывали помощь заключенным: "Для людей категории бомж они живут весьма достойно". Ираида и Алексей говорят, что зарплата им не нужна, тем более, что несколько раз в месяц они получают монетки на кофе. "Называйте рабством, как хотите", — отмахиваются они.

Виктора подобрали с дороги всего месяц назад. Он еще не понял, почему все сбежали с фермы. Он был очень доволен, когда его подобрали с трассы: два года назад он ушел из Новосибирска, чтобы отыскать могилу погибшего под Воронежем брата, а деньги закончились быстрее, чем он рассчитывал. Виктор еще не знает, что здесь не выдают зарплат. Он планирует в мае забрать свои 15 тысяч и уехать. Ираида, Алексей и Виктор дружны и за обедом любят поговорить по душам. Вспоминают о детях, о прошлой жизни, мечтают. "Я раньше мечтал стать шофером, а сейчас мечтаю сдохнуть", — делится Виктор. Ираида и Алексей одобрительно кивают.

****

Следователь, который ведет дело Брояна, столкнулся с такой историей впервые. Работа тяжелая, говорит он, а всё новые открывающиеся факты его не перестают удивлять, хоть он и привык к темным делам. Но больше всего его удивляет не то, что происходило на ферме, а то, что происходило за ее стенами. Мол, все жители Парусного знали, что творится на ферме, но никто из них не пошевелил пальцем.

Парусное — не какое-то глухое село. Оно находится в получасе езды от Воронежа, и автобус сюда приезжает регулярно. Многие жители катаются в город по несколько раз в неделю. Село крупное: здесь живет тысяча человек, и обойти его можно не меньше чем за 40 минут. Своим благородным названием село обязано Петру Первому — тот распорядился организовать деревню, в которой бы шили паруса для его флота. Паруса здесь давно не изготовляют, но от этого деревня не пришла в упадок: дома все хоть и скромные, но опрятные. Работают сразу два продуктовых магазина.

Одна из продавщиц, 38-летняя Ирина, — главный поставщик слухов о ферме. Ее дом стоит на окраине деревни, прямо напротив фермы. Крики с фермы по ночам она слышит уже несколько лет, говорит она спокойно. Тетя Валя ей рассказывала, что однажды к ней пришел бежавший скотник — инвалид с ДЦП — просить денег на автобус в город. Еще напротив ее магазина зимой охранник с фермы бил скотника. Ирина показывает на постройку неподалеку, которая горела в прошлом году, — это рабы хотели сбежать с помощью пожара, рассказывает она, поправляя волосы. Почему ничего не предприняли? А нам какое дело?

Пожилые соседи Ирины, Нина и Виктор, слухи слышали, но сильно не вникали. Им сейчас не до того: у них совсем недавно закрутился роман, и они только начали жить вместе. Как и полагается влюбленным, говорят они в один голос: "Просто Брояны всегда набирают чужаков. Если бы с нашего села набрали, тогда бы, наверное, бунт поднялся", — и снова утыкаются в грядки.

Пыльные дети, которые играют на дороге, рассказывают, что им родители не разрешают к ферме подходить. Женщина, сидящая на скамейке неподалеку, не понимает о чем сыр-бор: "Бомжам с фермы стоило бы радоваться, что их кормили". А неволя, мол, вопрос второстепенный. Бородатый мужчина лет пятидесяти, идущий домой с автобуса, говорит, что знает про эту ферму много, но вмешиваться не будет. Потому что раньше на деревне был "вышкой", то есть авторитетом. Лицо терять не хочется. Он мне показывает на высокое дерево в поле — там недавно нашли повешенного скотника. Вечереет, мне становится не по себе. Он успокаивает: "Не бойся, у нас деревня спокойная".

Пенсионерка Вера Соколова узнала про ужасы на ферме из местной газеты только на прошлой неделе. Но говорит, что даже если бы с самого начала все знала, не стала бы народ поднимать. Ее с детства учили не совать нос, куда не просят. "Я росла в Сибири, там у всех папы-дедушки были политзаключенными. Хуже стукачества в тех краях ничего и быть не могло".

У опрятного дома с опрятным огородом сидит Валентин Попельнюк, молодой отец. У него есть лошадь, и он иногда на ней проезжает мимо фермы. Когда он только поселился здесь несколько лет назад, то сначала обращал внимание на то, что люди с фермы вечно грязные и в лохмотьях. А потом перестал. "А чего мне туда лезть? Я же живу в правовом государстве. Раз полиция туда ездит, то все хорошо. Решил, что просто трудотерапия такая".

Местный участковый действительно несколько раз наведывался на ферму. Впрочем, его походы оборачивались ничем. В полиции Новоусманского района заявили, что он писал жалобы об условиях содержания работников после каждого посещения фермы и отправлял их в следственный комитет. В следственном комитете Новоусманского района объясняют, что каждая жалоба рассматривалась, но потом сворачивалась из-за отсутствия "объективных подтверждений".

Мать Сергея Гордиенко не осуждает бездействие жителей Парусного. Напротив, она сама упрашивала следователя закрыть дело. "У этого фермера и его охранников же тоже есть матери. Матери же могут не пережить, если сыновья отправятся за решетку". Ей хочется поскорее забыть эту историю. Тем более, говорит она, та девушка из газетного объявления оказалось замечательной — звонит каждый день и ждет Сергея в гости, как только тот поправится. Сергей довольно улыбается, сосед с обгоревшей головой тоже рад за друга.